Во всеобщую драку, накрывшую кафе, меня втянули быстро и непринуждённо. Хватило пары скользящих ударов по корпусу, прилетевших откуда-то из кучи дерущихся наёмников, пока я пробирался к выходу. Потом кто-то попытался схватить меня за шиворот, за что тут же схлопотал шлемом по зубам и… меня закружило в людском водовороте. Всё в лучших традициях кабацких драк, народ лупил друг друга самозабвенно, с радостью, не разбирая, кого и за что. Все против всех! И, каюсь, я тоже поддался этому азарту, отвешивая люлей любому, кто подворачивался под руку. И ведь даже мысли открыть "окно" и смыться, не возникло. Всё здравомыслие потонуло в угаре этого сумасшедшего месилова и злом, весёлом кураже.

В себя я пришёл, когда обнаружил, что стою спиной к спине с каким-то здоровяком, а вокруг валяются злые вороги, поверженные, само собой. В отдалении видно ещё несколько "компаний", продолжающих вялую драку, больше похожую на "медляк" боксёров-тяжеловесов в двенадцатом раунде. Иначе говоря, висят друг на друге и изредка дёргаются в попытке заехать противнику в бочину. Кое-кто из валяющихся на полу, стонет, кто-то баюкает пострадавшие конечности и тихо матерится, а мой нежданный напарник, держащий на вытянутой руке какого-то бедолагу, с методичным хеканьем выбивает из него душу. Бедняга, впрочем, на это только щербато улыбается и держит кинетический щит.

— Да чтоб тебя, мурло белобрысое! — Не выдержал здоровяк и его рука, засветившись алым светом, врезалась в лицо противника. Щит пропал с лёгким щелчком, и улыбка щербатого буквально смялась о кулак моего "напарника". Нокаут.

— Ты его не убил? — Спросил я. Здоровяк похлопал свою "грушу" по щекам и довольно хмыкнул.

— Не. Живой… Да и что ему станется? — Ответил он. — Не в первый раз, поди. И не в последний…

— Тогда, клади его аккуратненько на пол и пойдём отсюда, пока не повязали.

— Верно мыслишь, паренёк. Машинки уже едут, пора линять. — Прислушавшись к чему-то, согласился напарник. А через секунду, и я услышал раздавшийся где-то в отдалении вой сирен. Переглянувшись со здоровяком, мы кивнули друг другу и ломанулись с веранды в зал, тоже, кажется, носящий на себе следы побоища. Мой напарник с хищной грацией проскользнул под стойкой в открытую дверь кухни, и я за ним. Ушли.

Глав 9

Новый день, новое дело

— Чёртов круг, чёртов Григош! И мой сын… мой сын — идиот! — В который уже раз взвыл старший Стенич. Илона вздохнула. Ну, хоть перестал у неё спрашивать, как они могли зачать… такое. А ведь ещё немного, и она сама прибила бы обоих олухов. На секунду же оставила! Буквально, на минуточку, и мужчины тут же наломали дров.

Нет, права была матушка. Дома мужчин нужно крепко за химок держать, иначе обязательно что-нибудь учудят. И хорошо, если просто налево побегут. Там с последствиями всё понятно. Мужа огреть скалкой по хребту, помурыжить и простить. Дуре, что на него позарилась, космы повыдергать… в крайнем случае, ребёнка признать, да приличным человеком вырастить. Сына, коли девчонку какую спортит, выдрать розгами, чтобы неделю сидеть не мог, да и женить на той стерве, что порушила уже построенные планы на брак кровиночки с приличной девушкой.

А вот если в домашних делах мужика хоть на миг из виду упустить, тут только держись. Такого наворотит, всей семьёй не разгребёшь. Вот как сейчас, например. На минуту вышла, понадеявшись на мужа, и сын тут же гостя оскорбил, чуть не взашей со двора вытолкал, а супруг драгоценный ничего не заметил. Отвлёкся он, видите ли… Не мог попозже с Гришкой-собутыльником поговорить? Так ведь нет, как же! Глава круга, не хухры-мухры! Зато теперь сколько вою… "Мы зачали"… "Мы родили"… Да ёж твою медь! Мы пахали, я и трактор! Зачал он, велик труд, можно подумать. Все-то ноченьки пыхтел-старался, так что к утру от усталости уже не стоял, даже на ногах, да… А уж это его: "мы родили"… Ты, что ли, этого охламона рожал-мучался?! У-у, балбесы великовозрастные.

Илона тяжело вздохнула, собралась с мыслями и, поднявшись из-за стола, резко хлопнула по нему ладонью. Муж, в этот момент заливавший в глотку уже четвёртый стакан домашнего вина, аж поперхнулся от неожиданности. Горе он заливает… клоун. Артист погорелого театра!

— Так. — В голосе женщины звякнула сталь и Михаил тут же подобрался. Короткий, выверенный жест ладонью у лица, и пьяная муть, успевшая поселиться в его глазах, исчезла, будто её и не было. Вот, умеет же, когда хочет. Илона смерила мужа долгим взглядом. — Закончил спектакль?

— Спектакль? — И взгляд такой знакомый, наивно-наглый. Убойное сочетание. Именно на него когда-то и повелась девчонка из старого, но изрядно обедневшего боярского рода. Вот только с тех пор прошёл не один десяток лет, иммунитет выработался, будь здоров.

— Мишенька… — Тут главное, голоском поласковей, чтоб был как бархатная перчатка… на стальном кулаке.

— Всё-всё. — Махнул рукой супруг и, покосившись на недопитую бутыль, вздохнул. — Эх, чутка не додавил.

— Михайло!

— Да всё уже, говорю. — Скривился тот, и в один момент сбросил маску придури.

Глава семьи поднялся из-за стола, повёл плечами, словно разминаясь перед боем, и повернулся к недоумевающему от происходящего, Владимиру. По лицу старшего Стенича скользнула ухмылка. Недобрая такая, многообещающая. — Ну что, сынку, вспомним былое?

— Ты о чём, бать? — Хмуро, с явным ожиданием подлянки, спросил Володя. Надо же, а чуйка на неприятности работает. Сильная кровь у Стеничей, хоть и не бояре. Вот, даже этому охламону чуток способностей перепало. Хотя… лучше б он мозгов от материного рода получил. Хоть сколько-то.

— Как о чём? — Деланно удивился Михаил. — О детстве твоём, голоштанном да безоблачном. О лавке вот этой вот самой, да о прутиках ивовых, хлёстких, в водичке вымоченных. А что это ты побледнел так, кровинушка моя?

— Ба-ать… — Изменившись в лице, Владимир зашарил взглядом по комнате в поисках возможности для побега.

— Портки скидай, говорю, дуб неструганый! — Неожиданно рявкнул Михаил, от души придавив первенца "яростью". — Учить буду. Вежливости и уважению!

— Да ты ополоумел, что ли, старый? — Опешил Владимир, явно не ожидавший ТАКОГО поворота.

— Ополоумел? Я?! Старый?!!! Ах ты ж, тля заштанная! — Ещё пуще взъярился муж, и от его рёва задрожали стёкла в окнах. — Зовсiм з глузду з'╖хав?! А ну снимай штаны, кур-рва! Я тебе сейчас вобью ума в задние ворота! Ты у меня не неделю, месяц за жопу схватиться не сможешь. Срать стоя научишься! Стоять, ушлёпок! Куды побёг?!

Понаблюдав за происходящим, Илона покачала головой и, дождавшись, пока муж поймает улепётывающего отпрыска, тихо покинула комнату, чтоб не видеть того, что будет дальше.

Уже закрывая дверь, она услышала мычание сына.

— Ба-ать, мне ж уже не пять лет! Ну, ба-ать! Дитя ж бьют, только пока оно поперёк лавки помещается! А я… это ж не учение уже получается, а извращение!

На миг в комнате воцарилась мёртвая тишина, а потом…

— Как-как ты меня сейчас обозвал?! — Прошипел Михаил. — Ну всё, молись сынку. За пи…ра, втрое больше отхватишь.

Свист, удар… сдавленное "ой"!

— А ну, скинул щит! — Снова рык мужа и… свист, удар… вопль! Илона кивнула, и плотнее прикрыв дверь, наложила на комнату заглушающий полог. Учебный процесс, он не только вдумчивости, но и тишины требует.

— Надо признать, дорогая, старший сын не оправдал наших надежд. Провалился с треском при первой же проверке на самостоятельность. — Вздохнул Михаил, обнимая только что забравшуюся под одеяло жену.

— Скажи честно, почему ты не остановил его, как только он начал хамить гостю? — Сонно спросила Илона. Муж поморщился. Естественно, в темноте спальни, она не могла этого видеть, просто… почувствовала.

— Не успел, представляешь. — Выдохнул Михаил. — Общение с Григошем действует на меня как-то…

— Отупляюще? — Усмехнулась Илона. Муж крякнул.